Ю. В. Чернихов
Инженерские истории
Мне не раз приходилось доказывать приезжим – город у нас технократический. И основа его – инженеры, ученые–прикладники, высококвалифицированные технари и естественники. Именно они гордость промышленного Днепра, основа его процветания. И поэтому с теплом вспоминаю родной НИИ, ныне уничтоженный. Какие яркие, неординарные люди там работали. Одного из них я и упросила рассказать о себе немного.
Рассказывает Юрий Чернихов...
Родился я в 1939 году. Отец, Вениамин Самойлович, был кандидатом экономических наук, доцентом металлургического института. А мама, Евдокия Семеновна, была концертмейстером, преподавала в нашем музучилище. Работала вместе с известным педагогом Тарловской Ольгой Дмитриевной, готовили вокалистов. В 41-м успели эвакуироваться, сначала на Кавказ, потом оказались в Магнитогорске. У отца была бронь – по медицинским показателям, да и специалистом он был ценным, работал в тамошнем горно-металлургическом институте. Вернулись в Днепр через несколько месяцев после его освобождения вместе с мамой, отца отпустили только через год. Окончил я одну из старейших в Днепре, 33 школу, – из нее много незаурядных людей вышло. Окончил ее с серебряной медалью, поступил в металлургический институт. Играл в баскетбол в школе и институте. В составе институтской команды стал чемпионом города среди юношей в 1957 году. (неудивительно – Юрий всегда отличался не только точным и язвительным умом, но и высоким ростом). После окончания института работал инженером-наладчиком в «Тяжпромэлектропроекте» (это тоже было интересное местечко, там всегда было много еврейских голов, туда «брали»). Как раз началась организация Днепропетровского филиала института автоматики ДФИА, из которого в 1966 году вырос НИИАчермет. (НИИ автоматизации черной металлургии). Директором ДФИА назначили Андрея Кирилловича Алексеева, который раньше был деканом нашего факультета. Он всех своих выпускников, которых считал пригодными для этой работы, брал к себе. Меня и на прежнем месте продвигали, так что в ДФИА я пришел на зарплату, вдвое меньшую. Но именно в НИИАчермете я двигался по карьерной лестнице – сначала инженер, потом старший инженер, затем старший научный сотрудник. В 1988 году защитился. Не в Днепре – в Киеве, в институте автоматики имени ХХV Съезда КПСС (сейчас эти пышные наименования кажутся забавными, а ведь тогда…). К тому времени с моим самым активным участием была разработана серия тиристорных высокопомехоустойчивых логических интегральных схем ВПЛ ИС К523 для систем промышленной автоматики. Наш НИИ разработал идеологию и схемотехнику этих ИС, а технологию изготовления этих микросхем разработал Запорожский завод полупроводниковых приборов ЗЗПП. Значительные средства на разработку выделялись министерством электронной промышленности СССР. Не знаю их резонов – возможно, расчет шел на двойное применение, промышленное и военное. Институтом вместе с ЗЗПП и заводами «Запорожсталь» и имени Дзержинского (г. Днепродзержинск) даже была сделана попытка – подали заявку на присуждение Государственной премии Украины, в списке авторов я был на весьма почетном месте. Но комиссия сочла, что мы покаместь «не тянем» на премию. Хотя внедрений было много, но совершенно объективно можно констатировать – в микроэлектронике есть разные пути развития. С одной стороны – стандартная ТТЛ логика, включающая в себя огромный набор микросхем малой, средней и большой степени интеграции, в которую вложены миллиарды долларов и которая принята всюду. А с другой – такая специфические серия, как наша, имеющая высокую помехоустойчивость, но малую степень интеграции. Для преодоления разрыва нужны были огромные людские, материальные и финансовые ресурсы, которых не было и развитие остановилось. Ну а я остановился тогда, когда разработанную идеологию, а именно, использование тактированных и стробированных схем с памятью, обеспечивающих исключительно высокую помехоустойчивость в низкочастотном диапазоне их использования, – довел до сведения мировой общественности – попросту опубликовав ее в различных журналах. Ключевая статья была опубликована в журнале «Электронная промышленность», читаемом во всем мире. Сделал доклад, кроме всесоюзных конференций, на симпозиуме во Вроцлаве, в 92 году. А в 94 году – на симпозиуме, который проходил в Японии, в городе Сендае. Вот с этим симпозиумом связано много пикантных подробностей. Как я туда попал? Я пошел к директору НИИАчермета Юрию Григорьевичу Гончарову, и говорю: – «Я хочу послать на конференцию доклад». У него сидел зам, они начали посмеиваться: «Хочешь – давай, только это все безнадежно». Но пришедший из Японии ответ гласил, что доклад принят. Ответ пришел официальный, к директору. Объявляют мне – «Ты все равно последний». Но я уговорил директора, послать ответ, указав, что автор не может быть командирован для произнесения доклада по причине финансовых трудностей (какие трудности, зарплату в институте выдавали далеко не всегда). Поэтому, пожалуйста, озаботьтесь получением для автора гранта. И опять – все смеются. Кроме японцев, которые в ответ присылают письмо. Фонд Сороса выделил грант, но наличные деньги по нему можно было получить только в месте прибытия. Они купили билеты – из Москвы в Токио на самолет и обратно, все было расписано, как говорится, «в стык». Надо было ехать в Киев. Приезжаю в Киев, в институт Богомольца, где у фонда был офис. Мне и говорят – вот вам чек, билеты, поезжайте, получите деньги в Японии. Я, естественно, говорю «Мне ехать не на что, я не поеду». Пошушукались они и выдали мне чек American Express аж на 100 долларов. А стоимость билетов исчислялась в тысячах.
Когда приехал, оказалось – номер в отеле был заказан стоимостью 100 долларов в сутки. Что делать непонятно, ведь надо еще найти банк, обналичить полученный чек, да и нет там достаточной суммы. Так что поселился я в отель, не зная, как буду расплачиваться. Вот тут мне повезло – в оргкомитете был аспирант японского университета, львовянин по имени Максим, который «розмовляв дуже гарно українською, російською, англійською та японською мовами». Он призвал на помощь японского профессора. Пошли мы выручать мой чемодан. Японец что-то весьма строго сказал служащим, чемодан мне выдали. И поселили меня в очень скромной гостинице – никаких европейских кроватей, стульев – татами на полу и ваза стояла. А доклад надо было делать на английском. Вот я и просидел до ночи, зубрил английский вариант своего текста. На всякий случай посадил в первом ряду Максима – чтобы тот был связующим звеном при ответах на вопросы. Доклад я сделал успешно.
Еще раньше, в 1985 году начался период жизни, связанный с автоматизацией колесопрокатного производства. Была организована лаборатория автоматизации колесопрокатного производства, я был назначен ее заведующим. Опорным заводом был выбран Выксунский металлургический завод в Нижегородской области. Технологию изготовления колес в этом цехе разработал мой тесть, Михаил Юльевич Шифрин, автор трех основополагающих монографий в этой области, лауреат Госпремии СССР по науке и технике (Когда-нибудь его дочь Ирина поможет рассказать читателям о своем отце). Разработано было несколько систем, но, главное, что где-то примерно с 88 по 90-й год была разработана и внедрена система управления раскаткой колес на колесопрокатном стане. Система позволяла повысить точность раскатки и сократить период настройки стана. Система работает и сегодня – меняют аппаратную часть, а наши алгоритмы продолжает работать. Цех сегодня катает около 800 тысяч колес в год (при проектной производительности 500 тысяч колес в год). Думаю, что без нашей системы это было бы невозможно, так как способ изготовления колес на прессопрокатной линии последовательный и колесопрокатный стан является ее важным узлом. А ведь задумывалось все в Днепре. Вообще у меня 120 печатных работ в научно-технической области, в том числе примерно 40 изобретений и патентов.
В 1994 году институт был приватизирован и стал «АО НИИАчермет». Потом я имел такой грех – в самом конце 1996 года меня избрали в правление и я стал замдиректора НИИАчермет по научной работе. Директор уже был другой – кандидат технических наук Александр Павлович Крячко, очень энергичный топ-менеджер и грамотный инженер. Институт был в провале, и мы сделали попытку его вытащить. Нам удалось. Изучили множество книг по стратегии развития американских и японских корпораций. Раньше как было – Минчермет выделял деньги на проведение определенных этапов НИР, ОКР и т.п. В 90-е годы финансирования «сверху» было мало. У меня была беседа с бывшим директором завода им. Карла Либкнехта, тогда уже директором института развития завода, Альфредом Ивановичем Козловским. Он мне сказал: «Сделайте изделие, установите, покажите, что оно работает. А потом я подумаю – давать деньги или нет». Этот принцип мы и приняли за основу, благо институт имел наработки, а также определенные средства, получаемые от сдачи помещений в аренду. Эти деньги шли не только на зарплату – был создан фонд научно-технических работ. И те лаборатории, которые не имели в данный момент продукт, востребованный покупателями, получали финансовую поддержку из этого фонда, что давало им возможность создавать нужные изделия. Так удавалось сохранить коллектив. К примеру, был такой комплект КРАБ, предназначенный для балансировки электродвигателей. Изделие было старое, мы подняли комплект документации, доработали, привлекли со стороны опытных балансировщиков. И продали 25 комплектов – заводам комплект оказался жизненно необходим. Были модернизированы система СКСК для контроля содержания кислорода в отходящих газах нагревательных устройств, металлоискатель БРИЗ, еще несколько разных приборов и систем, которые охотно покупались предприятиями. Упор был также сделан на создание систем управления, позволяющих экономить энергоресурсы (газ, электроэнергия), в том числе с использованием частотных регуляторов скорости асинхронных двигателей. Институт поддерживал международные контакты – с Польшей, с Японией. Мы регулярно выплачивали зарплаты, набирали молодых специалистов. Становились рентабельным предприятием. И тут мы совершили роковую ошибку – покрасили старое здание института, придав ему товарный вид. Вдруг откуда ни возьмись появилась компания «Славутич–Капитал». Ей не нужны были всякие НИР и ОКР, направленные на поддержку актуальных разработок. А вот доход от аренды помещений обещал наибольшую прибыль, причем без особых вложений. И они начали выкупать акции института у собственников, в первую очередь, уже не работавших в институте. И хотя мы аккуратно выплачивали дивиденды, искушение было велико. Контрольный пакет акций ушел в руки «Славутич–Капитал». И в конце марта 2003 года я уволился. А перед этим я успел послать в Израиль доклад, в который, кроме прежних разработок, включил несколько новых схем, обладавших уникальной помехоустойчивостью. Израильтяне собирались проводить в Стамбуле симпозиум по электромагнитной совместимости. Мне прислали из Израиля приглашение и диск с электронной версией докладов симпозиума. Но власть в институте к тому времени поменялась, начала проводить аудит и выяснила – в Израиль был послан доклад и сумма за участие (где-то до 50 долларов). Расход был признан нецелевым (это научный доклад!), и, в качестве доказательства того, что я не выводил деньги в оффшор мне этот диск пришлось новому руководству отдать. Доклад в Израиле напечатали, а вот в Стамбул я не поехал. Потом я ушел на преподавательскую работу, читал лекции в Государственном институте подготовки и переподготовки кадров промышленности ГИПОпром.
Оглядываясь на пройденный производственный путь, хочется видеть одни достижения, но, к сожалению, кроме побед были и неудачи. Но как говорится: «не стыдно упасть, стыдно не подняться».
Еще в 2003 году, отойдя от активной деятельности я начал писать статьи по истории науки и техники (в области электротехники, связи, электроники) и продолжаю это делать и сейчас. Эти статьи были опубликованы в следующих журналах: «Электропанорама» (г. Киев), «Морська Держава» (г. Севастополь – г. Одесса), «Наука и Техника» (г. Харьков) – в 125 номерах. Кроме того – с нами жил почти 18 лет замечательный кот Лукас. И глядя на него я написал книгу – «10 историй из жизни котов».
Книга, на мой взгляд, будет интересна всякому, кому выпало счастье обитать на одной территории с представителями кошачьего племени. Юрий Чернихов закончил предисловие такими строками:
Мне кажется, что всем, кто любит котов и кошек и верит в то, что они – мистические существа, посланные людям в утешение, будет небезынтересно прочесть эти невыдуманные истории.
На самом деле, на мой взгляд, в инженерных талантах тоже присутствует некая мистика. Посланная двигать человеческую цивилизацию вперед.
Эстер Тахтерина
